– Для Чарского или для нас?
– Время у него есть, – неопределенно сказал Горецкий, – но ведь и у нас тоже…
Центральные ворота «Олимпионика» были приоткрыты ровно настолько, чтобы могла пройти машина. «Лада-Феррари» Кремера въехала на стадион и остановилась. Все четыре прожекторных блока ярко сияли, заливая белым светом футбольное поле, покрытое тонким слоем снега. Редкие снежинки, поблескивая, танцевали в холодном прозрачном воздухе. Полное безветрие и полная тишина.
На краю поля стоял мощный, скоростной «мерседесовский» реанимобиль с плотно занавешенными окнами. Поодаль находился плоский синий «Ауди» с тонированными стеклами. Возле машин никого не было. Кремер погасил ненужные фары, вышел и встал у дверцы «Лады».
Боковая дверь «Мерседеса» медленно и бесшумно отползла в сторону. Появился доктор Чарский в темной куртке с меховым воротником, без головного убора. Некоторое время он пристально разглядывал Кремера, потом негромко приказал:
– Подойдите.
Кремер сделал несколько шагов по хрустящему снегу.
– Ближе!
Теперь «Ауди» оказался за спиной Кремера. В тот же миг оттуда выскочили уже знакомые ему персонажи – Герасимов и второй громила из санатория. Они быстро, умело обыскали Кремера с головы до ног.
– Ничего нет, Константин Дмитриевич, – доложил Герасимов.
Кремер усмехнулся:
– Конечно, нет. А вы как думали?
Чарский злобно прищурился:
– Шутим, Андрей Викторович? Не советовал бы вам испытывать мое чувство юмора… Где бумаги?
– Недалеко. Вы получите их тотчас же, как только я увижу Олю.
Доктор Чарский скривился, махнул рукой. «Мерседес» проехал с десяток метров и развернулся так, чтобы Кремер мог видеть. Внутри горел свет. Ольга сидела там на откидной скамеечке, скованная наручниками. Угрюмый бритоголовый парень уперся в ее бок стволом автомата. Выглядела она лучше, чем на видеозаписи Чарского, но оставались неправдоподобная худоба, ввалившиеся щеки, огромные блестящие глаза на безжизненном лице.
Однако все это Кремер осознал позже, а тогда теплая волна счастья захлестнула его, комок подкатился к горлу… Это была она. Живая.
– Оля! – крикнул он, порывисто бросаясь к ней.
Герасимов выкрутил Кремеру руку, он упал на колени. Ольга протянула к нему скованные худые руки, слезы блестели на ее глазах.
– Андрей… – чуть слышно шепнула она.
– Довольно! – громыхнул Чарский. – Закройте дверь.
Герасимов рывком поднял Кремера на ноги. Дверь захлопнулась.
– Ну, Кремер? – произнес доктор Чарский. – Я выполнил свои обязательства. Где же ваши?
– Здесь, – ответил Кремер и позвал: – Станислав Михайлович!
Из прохода правого сектора вышел Горецкий, приблизился к Чарскому и без слов протянул ему бумаги. Чарский пролистал их, пока его подручные обыскивали полковника и убеждались, что он не вооружен.
– Профессор! – пробасил Чарский.
Из «Ауди» выбрался высокий сухопарый мужчина в очках. Он взял документы, извлек из кармана лупу и принялся внимательно изучать каждую страницу. Установилось напряженное молчание.
– Как будто все правильно, – заключил наконец профессор. – Я почти не сомневаюсь, что это именно те бумаги, но необходима стационарная экспертиза…
– Убедились? – Кремер перевел взгляд на Чарского. – Теперь отпустите Олю.
Угол рта доктора дернулся не то в ухмылке, не то в нервной гримасе.
– Выведите ее, – распорядился он.
Парень с автоматом грубо вытолкал Ольгу из «Мерседеса». Она в отчаянии и надежде неотрывно смотрела на Кремера.
– Отведите их к трибунам, всех троих, – скомандовал Чарский.
Герасимов и второй громила достали пистолеты.
– Как это понимать, доктор? – тихо поинтересовался Кремер.
Чарский широко улыбнулся.
– Вы умный человек, Андрей Викторович, – сказал он. – Вы даже немного слишком умны… Вы должны все понимать без слов. А вот вам, – обратился он к Горецкому, – приношу особые извинения. Похоже, вы умираете совсем ни за что. Благодарите вашего друга…
– Свет! – крикнул Горецкий.
Это был условный сигнал. Звонкое эхо заметалось над трибунами в кристальном воздухе. Все четыре блока прожекторов разом погасли. Кто-то перепуганно завопил в темноте – кажется, это был профессор, – кто-то наудачу выстрелил.
Свет зажегся снова. Над ближними скамейками трибун поднялись затянутые в кожу парни из особого подразделения «управления М», вооруженные компактными автоматами, неумолимые, как судьба. С четырех сторон на футбольное поле выезжали приземистые черные машины.
– Ну что, доктор, – не удержался Кремер, – роли переменились?
Чарский открыл было рот, но не смог вымолвить ни слова.
– Бросьте оружие! – приказал громилам полковник.
– Я здесь ни при чем! – вдруг взвыл профессор и кинулся к Горецкому, безошибочным чутьем угадав в нем начальника. – Меня наняли, мне заплатили, я обыкновенный кабинетный ученый!
Последовало секундное замешательство… Чтобы прийти в себя и действовать, этой проклятой секунды не хватило полковнику и хватило доктору Чарскому.
Из кармана куртки Чарский рванул пистолет, прижал к себе беспомощную Ольгу и вдавил ствол в ее висок.
– Профессор, дайте сюда бумаги, – потребовал он.
Тот суетливо подбежал к Чарскому и втолкнул документы в его руку. Доктор стал медленно отступать к «Мерседесу». Кузов реанимобиля защищал его спину от выстрела сзади.
– А вы что стоите! – крикнул Чарский подручным. – Поднимайте пушки и поехали.
– Нет, – веско уронил полковник.
Громилы воззрились на него.